Мы отступали. Шел десятый день.
Стелился над землей багровый дым.
И был таким щемящим и родным
Сиротский вид российских деревень.
Я шел, сморгнув горячую слезу,
Усталый и от голода чумной,
Внезапно увидав перед собой
Колхозницу, доившую козу.
Стекали в кружку капли молока.
Я руку протянул, но в тот же час
Заметил, что следят издалека
За мной пять пар голодных детских глаз.
А женщина поправила платок,
Метнув тяжелый взгляд из-под бровей,
И глухо позвала: "Иди, сынок.
Последнее, а все-таки испей".
И, видя, что отказываюсь брать,
С печалью, ей добавившей морщин,
Сказала: "У тебя ведь тоже мать
Ждет-не дождется, чтоб вернулся сын".
Я кружку взял, но дрогнула рука:
Во взгляде были жалость и укор.
Вы знаете, я помню до сих пор
Тот горький вкус парного молока.