Тяжелее тень словесной икебаны, чем
те часы, что мимо сердца сочтены –
шелестели, будто крылья бледных бабочек,
невозвратно улетали со стены.

В летних чащах потеряв перо и лиру, я
льнула, сонная, к бойфрендову плечу.
Впрочем, на ухо ему формур-мур-лируя
свой астрал, куда вот-вот полечу.

Потому что наяву глаголом «вымерзли»
всё утыкано врасплох – ещё, уже,
будто в ветхом чёрно-белом телевизоре,
где ни радуги, ни крови – лишь сюжет.

Но пока про мощи лип и клёнов серия
намекала на последнюю черту,
я училась различать оттенки серого,
вычитая из них черноту…

…И они – сперва невнятные, пастельные
проступали – каждый нежен и любим.
И бежала чернота по ним, подстеленным, –
по асфальтам лиловато-голубым,

клумбам бежевым, бордовым, терракотовым,
откликаясь на «Тоскуку» и «кис-кис».
Неохотно, но бежала на охоту – к вам
в подсознания, на ловлю серых крыс.

Души мёртвых крыс становятся песнями.
Я спасала бы их в рай своих книг –
но бойфренд вот-вот опять интереснее
вещих снов про наш весенний пикник…