Мы кодекс свой под Европу правим,
Хоть той Европе до нас нет дела.
Юриспруденцию, то  есть право,
Хотим смягчить, либеральней сделать.

Не преступленье –забраться в жилище.
Эстрада сплошь воровская малина.
А мы им всем оправданье ищем,
Пытаемся видеть в них гражданина.

Как хорошо рассуждать о сроках,
Твердить, что преступник имеет право.
Чтоб наказать, но не так жестоко,
Ведь европейская мы держава.

Спросите у ограбленного в переулке,
Кто ночью на улицу выйти боится.
Большой ли срок получают урки?
Не слишком ли тяжело им сидится?

У тётки на даче спросите тоже,
Чей урожай бомжами был съеден.
Может простит, увидев их рожи,
И скажет, вина его в том, что беден.

У девочки, порванной в парке группой,
Спросите, как жить после этой встречи?
Или фразой утешьте глупой,
Что всё, мол, проходит, что время лечит.

Капитализм, вроде, начали строить,
И к ценностям личности мы шагнули.
А если так, наказание втрое
Должно быть жёстче, коль посягнули.

Свободу часто нам дарят бесы.
Гуманность порой искажает, как призма.
С бычьим умом и здоровьем, балбесы,
Растут из оазисов либерализма.

Милиционером нас в детстве пугали.
Мы затихали, как шёл он мимо.
И к мысли с детских лет привыкали,
Что наказание неотвратимо.

Я тоже в церкви молюсь за грешных,
О гуманизме веду дебаты.
Но спросят—проголосую конечно,
За смертную казнь,как за цену расплаты.