1

Сумерки, загород. Демисезонный лес
сосен и пихт предлагает встать на лыжню;
белка нюхает снег; и в небесный собес
поднимается дух поленьев, похожий на «ню»
Ренуара; дух очага, самогона, собак;
егерь, вернувшись с разъездов, поет э-ге-ге
в сумрак опушки; жена молодая никак
не доберется сюда; и – сливками на твороге –
глянец фонарный блестит на снегу, маргинал;
снегирь – гранатовым зернышком, дятел стучит
«зингером», прошивая кору; и ложатся в пенал
оврага тени дерев; и поленья толпятся в печи.

2

Снег, как всякое большинство, диктует права
и вкусы на цвет, на местность, блюдет устав;
по-лисьи искрится наст, и в печи татарва
поленьев мычит на монгольском, гореть устав.
Вне ограды – зга и декабрь, и свист
некоего соприсутствия, но не видать лица;
Вдоль следы, поперек, поляна – маршрутный лист,
столько следов, что не вставить свово словца.
Вне ограды – зима, а в ограде – свет,
желтый (ромбом) и бледный, как чай спитой.
Выбора времени года и жизни – нет,
и тропа, не сужаясь в точку, выглядит запятой.