Сейчас на Припяти – бессрочные коллизии.
Чернобыль старится, но жрёт как молодой.
Авось коровы там опять дадут удой –
к очередной невразумительной ревизии...

Сто шестьдесят рентген у парня, а нервишечки –
не дай Бог нам, ведь сверх четыреста во мне!
Грех поклоняться государственной вине.
Не прячься в маску СБУшничек, сними очки!

Уж двадцать тысяч проживает там наёмников.
Чернобыль – вахтенный. Ребята – при деньгах!
Их семьи в Киеве. Забыт исходный страх.
Похоже, чище там, чем здесь: дороги ж ровные!

Есть отопление в домах, где спят работнички.
Артезианская вода – на высоте!
Деньгу посасывают – как «алиготе».
И работёнка там – не пыльная, не потная.  

Но вот залёт! Кишка отметила эрозию.
Не разрешили подниматься и сидеть.
Зря пять часов не заходили – ржала смерть!
Немудрено, что «пан» желал врачам амброзию.

А зав сказал, что чёрный кал пока не рак ещё.
Дубовый лист мог дать, черника и т. п.
Тот парень припятьский вбил в голову ЧП...
И раскошеливаться стал – большим жирафищем!

Когда тревожно, то дуреешь от безделия.
Живот свой дорог. Страх животный обуял!
Я говорю ему: «Подумаешь, скандал!
В столице хуже нам – мы ж в Киеве безденежны».

Пусть утешается чудак чужими бедами.
Пускай пальпируют его со всех сторон.
Транжирит гривны он за ласку и за звон.
Я с ним порадуюсь затратными победами.

Чтоб снять давление, ввели ему магнезию...
Хотел наркотика, да где ж его тут взять?!
Дочь приходила. С ней нормальный «полузять».
Я думал – родственник! Стандарт – как в геодезии!

Всех нивелируют на Припяти – искусственно!
Но миллиард на счёт кому-то приплывёт...
Семнадцать лет не панихидит дедов рот*,
хоть двести тысяч полегло – судьбой надкусанных...

*) В чернобыльском приходе служил мой троюродный дед, но вовремя – до взрыва – умер в 93 года, как все мои дальние родственники по материнской линии.