То не в такт бензопилам орут соловьи,
то шелковица падает мимо бадьи -
это ваш подрихтованный ветром аул,
где в усадьбе стоит комариный разгул.
И из киевской домны в Смелянскую Русь
сквозь леса я с тяжёлыми сумками рвусь,
где почти не услышишь гудков автобаз
и творог заменяет все виды колбас.
Без стихов наступают рутинные дни,
а взревёт дискотека - попробуй усни;
и купальского празднества гомон и чад
был разминкой пред натиском ваших внучат.
как при Ленине, в колбах горит керосин,
флегматичная речка течёт меж трясин -
и, на уровне курицы зная слова,
великанша Татьяна таскает дрова.

А как врежет динамик "На-На" в полный вес -
Ниагара. Хатынь. Токтогульская ГРЭС.
В голове - только лёгкие тени пантер
либо трель соловья в исполнении Шер.
С необузданных туч гонит злой чародей
листовую латунь эпохальных дождей,
а когда ураган недостаточно лют,
ледяные пары прорываются в люфт
между стрункой шоссе и развалом колёс,
взявших курс на отвесный и скользкий утёс,
чтоб, последнюю пядь протянув по грязи,
знамя новой пацаньей страны водрузить.

Но опять предо мной - главной площади плешь,
на обед не окрошка - так пшённый кулеш;
грубоватый чердачный и кухонный труд...
Я молчу. Я здесь пас. Пусть подольше живут
пять кастрюль, три ведра, мандолина, баян
и бобинник, скрипя, услаждает смелян...
Я уеду в четверг. Но останется луг,
где живёт академик в одной из лачуг.