Не знаю, нуждается ли имя Леонида Борозенцева в представлении в среде начитанных людей... Но, исходя из того, что книжка вышла в серии «Знакомство с автором», будем думать, что кто-то всё-таки может его и не знать. Или получит удовольствие, познакомившись заново, когда добудет «Листополь».

Леонид Борозенцев является идеологом поэтического движения “Лирики Transcendent`a”, соредактором многих изданий, лауреатом в миру и ацким йузером в сети, апологетом Меча и Магии, спасителем миров... Короче говоря, всех областей, которым он нужен, и титулов, которые вряд ли нужны ему, не упомнить без шпаргалки. А его новая книга-мотылёк является сборником стихотворений разных лет и рассчитана на то, чтобы её можно было прочесть в один присест, например, во время поездки в городском транспорте, в очереди, или пока по телеку пускают рекламу. Короче говоря – поэтическая визитная карточка, где вместо должностей, телефонов и рыночной стоимости владельца помещён некоторый фрагмент результатов работы его души.

От вопросов, вроде “кто же такой этот загадочный “...Поль”?” поэт отшучивается, мягко уходя в сторону и прикрываясь объективом фотоаппарата. Но, по-видимому, «не зря он назвал так свою книгу – должно быть, тут скрыт какой-то смысл». Приходится размышлять, появляются мысли и открытия, впечатления и желание перечитать, рецензии и отзывы...

Если верить признанию, вычитанному из биографической отписки ЛБ, стихи для него – “зашифрованные дневники”, а самые удачные из них те, которым удаётся стать осязаемой фотографией, остановленным мгновением. Странная задача совместить эти два понятия – “зашифрованный” и “фотография” – становится решаемой... и ненадолго решённой, может быть, только в самый момент чтения. Как описать это впечатление, не приводя стихотворений полностью без комментариев, я не вполне представляю. Ощущение такое: человек наблюдает. Не только глазами, конечно. В зависимости от состояния души (того, что он готов воспринять) – он видит, наверное, разные вещи, отчего и получается описывать их странными, не буквальными, нашедшимися словами и образами :

“А рыбы вновь уходят косяками,
Сквозь окна, сквозь оконные глаза,
Колышутся у нас над головами,
Запутавшись в прибрежных голосах”,

“Ночь – седая старуха (...)
озябшей рукою на ощупь,
В лабиринте домов
ищет загнанных нас.” –

которые могли бы смутить человека “нормального”, если бы тот самим стихотворением не призывался в соавторы картины («фотографии»), не приглашался разделить наблюдаемое, если бы и его толкование, его опыт не считался тоже верным. Всё – правда. И то, что не правда – тоже правда. Мир, в котором самое реальное – чувства, и в котором всё вероятно – это скорее волшебство, не шифровка. «Придуманность и явь рифмуя между строк», наверное, предполагаешь читателя, который и соберёт: явь и междустрочия, слова и их проекцию, добираясь до сути, до какой-то стереоскопичности. Или лучше пусть она сама – она сама вот-вот сложится неосознанно из суммы впечатлений...

Пытаюсь зафиксировать целостность общей картинки, которую проблесками понял, собрал, собираясь рассказать о книге, но снова упустил, и рассматриваю фрагментарно, гранями. Вот, к примеру, рисунок на обложке. Нарисована там, говорят, та самая старуха-Ночь, она же кукловод, который играет людьми, втиснутыми в мирок (дома этого мирка собраны в какую-то охапку и напоминают сноп сена). То есть, ночь уже не ищет «загнанных нас» в «рваных сумерках», а, кажется, управляет, загнанными посредством ниточек. А быть может, какая-то природная сила, (времена суток, или прочие стихии с инстинктами…) управляет и самим автором. А возможно – автор читателем, или читатель – прочитанными персонажами и прочими штуками. И вот, блуждая в джунглях этих подспудных вопросов с автором-хищником, чьё время охоты на читателей – ночь, ты долистываешь книжку, и вот приходит «утро» (судя по деталям рисунка – утро-мальчик)... То есть, как-то полегче становится, да? Или. Не даёт покоя название. Что такое «Листополь»? «Маленький листок», «Поля и листопад», некое место («полис»), собранное на листах бумаги?.. Всё это так неуловимо... И смысл уходит на второй слой рваного Сумрака. Остаётся “двойное дно обыденности чувств”.

Боюсь в своём отзыве одарить вас портретом эдакого сентиментального Лёни Борозенцева, бродящего листополями в поисках утраченного времени и воздыхающего... Нет же! – порой он весьма ироничен, лукав, жестОк или просто жЁсток... Одновременно открывается и прячется. Не поймешь – когда ему тоскно, а когда смешно. Оценки даёт редко, но когда даёт – ой как метко (например, чего стоят две строки:

«Ты привыкнешь, как тело к искусственным трубкам,
Верить в ангелов... в то, что один из них – ты.»!)

Обычно эта меткость выливается в контрольный выстрел в финале:

«Но вернёмся к бумаге! ...бумага забрызгана кровью.»,

«И жалит зной. И острые лучи
Бредут, как палачи по дому вора,
Беззвучно обнажив свои мечи,
Подбадривая связанного: «Скоро!..»

К слову, вообще тема «нежных палачей» для автора, видать, лично значима. Вот об облаках –

«Плывут, читая души, как подстрочник,
К кисельным берегам на Страшный суд.»

Или об Осени –

«Кашляет в сорванный ветром парик».

Ладно. Всё это хорошо. И мрачных «глазниц», и «крыс», и «чёрных меток», и похожих на приговоры строчек-формул можно было бы еще понавыдёргивать целую уйму... Будем считать, автор реабилитирован для современности. Но как я мог бы пересказать самые простые стихи, важные, созерцательные, даже, наверное, добрые, не прибегая к красивым словам? - стихи уже в миг переживания содержат в себе какую-то часть ностальгии и какую-то попытку наполниться хорошим. И эта попытка непересказуема. Так же как самые обыденные ежедневные закаты самой обыденной, лишённой спецэффектов планеты Земля. Вернусь к тому, как поэт ловит мгновения жизни.

Да, он похож на фотохудожника. И на конспектирующего. Да. Все эти остановленные мгновения скачут на волнах озарений и что-то не выстраиваются в последовательную цепь – и как раз потому, что всё же это не дневники и не записи в трудовой книжке. Остановили как раз тебя в твоём беге. На этой картине. Ты сложишь мир из слов, и поймёшь примерно то, что чувствовал автор тогда, но конечно, совсем потом и совсем не то. Давайте остановимся на том, что поэт делится пережитыми открытиями, добавляет их именно к жизненной копилке каждого отдельно взятого читателя, и притом, конечно, поймем, что возможность поймать их – как раз в руках читателя, а то, из чего автор счёл нужным записать, впечатления, – в его копилке, и от него уже не убудет. Эти моменты (прекрасные?), наверное, и составляют главное богатство человека, проходящее сквозь игольное ушко. Вот – когда открываешь сборник стихов Л.Борозенцева, становится возможным подсмотреть, какими они бывают.

aiden_[email protected]