МОЛЧАНИЕ

Тайна
Человек, живущий тайной, проговаривает имя.
Берег выпитого чая в шесть температурных дней.
Этот человек, ручаюсь, мнит, что у него есть выбор!
Кто она ему такая, чтобы приходить во сне?

Запрет
Посмотрите!
Расстояния больше не тают –
слишком тонкой стала нить тайны
в приоткрытой калитке сна.
Я приеду
из морозного шума трамваев,
чтобы ночью светлели вайи
припорошенных автострад.

Слишком долго
окровавленный воздух комнат,
мысли в письмах горящим сонмом
на руках твоих и губах
запах дома.
Проходящие насквозь люди
видят висельника на люстре,
уцепившегося за шарф.

Вас не будет.
Изменив города и маршруты
стану греть телефоном руки.
Обращенный за горы взгляд
Запрещаю!
Лишь однажды схлестнувшись, пальцы
теперь этого сна касаться
ни за что мне не разрешат.

Евангельское
Тьма одесную и ошуюю
в моих пульсирует висках.
Рожденный гарью я дышу ею,
пугаясь света от костра.

Не человеческое – дикое
до самой смерти сберегу.
Учитель говорит: «Иди ко мне!» –
и в исступлении табун

глотает море. Чтоб увидели
меня, сидящего у ног.
Чтоб всей страной молили: «Выйди из
земли как беси из сего!»

Смерть
В болезни ангел раздражителен –
Неделю просится домой.
– Не сознаешься? Ну и жди теперь, –
промолвит сдержанно вдова.

Зажжет светильник, выйдет на люди,
ему не отнеся обед.
Подруги сочиняют алиби –
о Божьем молятся рабе.

– Нельзя ли ладана иль воска мне?
Питаясь хлебом и халвой
он засыпает, серой простынью
опять укрывшись с головой.

Вдова уходит. Пишет: «Милый мой,
тебе на улицу нельзя ».
Он всякое на свете видывал
и вот, так запросто, иссяк.

Вернувшись вечером, усталая,
отрезав по-хозяйски хлеб
ложится рядом:
– Умер, стало быть.
…и долго не включает свет.

Мальчик!
1
Расстояния сокращаются – грусть увеличивается. Город
принимая меня, не может принять обоих.
Чувство, что ты идешь рядом, лишь руку бросив –
месяц разлуки, в который как в землю врос я.
Саженцу хватит недели в одной почве
или молчанием ставишь на мне точку?

2
города предаются забвению. С каждым годом
будет биться все реже засевший в тебе ребенок.
Набираю номер, передохнув с дороги:
– Мальчик.
      В ответ – молчание, чтоб не дрогнул
Преломившийся голос.
– Развалины кормят плачем?
– Мальчик! – кричу – Скоро родится мальчик!


Молчание
1.Преждевременное
Путь, мне указанный, меченый заревом путь –
для неспособных остаться, для спрятавших узел
горя в груди, – в раскаленные волны секунд,
мертвые узрят.

Где ты уснула? Запомнивших горечь и снег
пьет невесомость с бесплодного вымени века,
чтобы изверженной кровью твоей причастить
жажду бессмертия.

В день отторжения море покроется мглой,
снег обагрится, найдя непорочную почву.
Сонм нерожденных обрящу за левым плечом –
Ни слова больше.

2.Молчание
С каждым ветром сильнее я слышу биение сердца,
С каждым ветром сильнее к себе меня тянет земля.
На обугленный снег опадают замерзшие птицы –
этот проклятый город опять осаждает зима.

И одиннадцать дней ее голос не вносит покоя
в наш заставленный окнами дом. На морском берегу
припадает к воде ослабевший в скитаниях голубь,
не спешит шевельнуться засевший в утробе крикун.

Через полчища снов мне уже никогда не доехать
до оливковой родины. Чувствуя соль на губах,
в день, когда я умру, на вокзале, ливанские кедры
из замерзшей воды соберут мне снежинки в кулак.

Наставление
Брат, я учил обходиться без карты, мгновенно стареть,
видеть бегущих людей как мишени – сам был мишенью.
Ты научился не спать на кроватях, зверя судить по норе –
я научился прощать не просивших прощенья.

Чтоб пулеметные ленты в тыл не носить на груди,
лгать на допросах, из мертвых выуживать правду,
я показал тебе, как плачут сильные, как поджигают фитиль –
ты научился смеяться в лицо автоматам.

Чтоб по невымытым чашкам знать кто сидел за столом,
где б не настигла нас ночь – не испытывать страха,
не пожимать незнакомую руку, греть под рубахой змею…
Ты оказался сестрой – научил тебя плакать.

****
Когда грязный воздух ворвется сквозь первый твой вздох, когда выразишь плачем все то, что не сможешь словами, ставя жирную точку в конце эпилога, я, может быть, встречу тебя на пустынном вокзале.

****(после смерти)
и бездетная яблоня опускала до самой земли свои голые руки, и ржавел колокольчик от счастья, и сгнивший порог целовал ее ноги.
«я пробуду три дня. буду спать на железной кровати в саду, среди умерших листьев. и снег не растает, когда поцелую его… не растает».