Я какой-то неправильный – плачет родня! –
То ли временно выпал в астрал,
То ли в целом, из личных фигур исходя,
В девятнадцатом веке застрял.

Поэтичным огнем отзывается он
В ненавязчивой этой груди.
Все живу в мегаполисе прошлых времен –
В нем четыреста тысяч поди.

Без компьютера как это жив еще тут?
И мобильника нет на беду,
И авто, и на свой просветительский труд
В электрической конке гряду.

В электронных мирах не нашелся пока
Созидатель то книг, то газет.
И уж если билетик сжимает рука,
То скорей театральный билет.

Не гонюсь за валютой, не множу долгов,
Все играю не в бисер, а в мяч.
Для наставшего века я мало суров
И, наверное, слишком горяч.

Для девиц – неудобен, начальству не люб,
И вообще – прямодушен и лыс.
И уж если взыграет во мне правдоруб,
То сермяги моей берегись.

Был подкован не хуже левшовой блохи,
Для радушного сердца – не жмот.
Может, двадцать второй и признает стихи,
А потом двадцать третий поймет.

Я устал безуспешно стоять на своем,
Мне б присесть на какой-нибудь час.
Мне обрыдло на весь золотой окоем
Быть Венерой Милосской для вас.

Боже правый! Окститесь! Сколь пристален яд
Дураков и моральных калек.
Вы пойдете, куда пастухи норовят.
Я пойду в девятнадцатый век.