|  
 А отцу - двадцать три, и педали сполна натерпелись.
 Бедолаги, мечтают увидеть его некролог.
 Даже некуда деть волочащийся по полу пенис;
 если годен теперь он на что-то, то лишь на брелок.
 
 Изумительной вязью плетутся шикарные маки
 на разделочных досках, и пахнет отборный тимьян...
 Ненавидел общественный транспорт прилизанный маклер,
 а жену обожал - в этом был его главный изъян.
 
 Это ж надо - 'спасибо', 'пожалуйста', 'будьте любезны',
 а педали - ногой: так удобнее, дескать, вести!..
 И сынишка решил не устраивать папе ликбезов,
 а головушку буйну по самые бёдра снести.
 
 Мальчик вырастет, будет возить лысоватую маму
 на маршрутках, способных от злости вставать на попа...
 Мимо озера вшивый 'трабант' томагавком по шраму
 прошмыгнёт - и заплачет вдова, раболепски тупа.
 
 Но, сломавшись, маршрутка зависнет над новью левад -
 и застрявший в колючей осоке обрывок газеты
 осчастливит известием мать, что она не вдова,
 что супруг, вспоминая вождение, ползает где-то.
 
 Правда, эта статья кастеляншу никак не спасёт:
 окончательно съедет её прохудившийся шифер.
 Сын дождётся другого таксобуса, плюнув на всё,
 а мамаша накроется торфом, сопрев и завшивев.
 
 И отцовских водительских прав феерический сонм
 над осиновым колышком возле Диканьки застынет.
 Новый мальчик вздохнёт, возлагая судок с холодцом:
 'Здесь исторгла последний свой вопль педаль-героиня'.
 
 Обыватель привык смаковать политический бред,
 но каким судьбоносным знамением нового века
 обрастает тюльпанами Паралимпийский хребет!
 Для безногих водил там отныне действительно Мекка.
 
 |