Мир спокоен. От того и странен.
Штилем притворяются шторма.
И, сходя с ума на гладкой грани,
движется загадочно весьма
белый лайнер в чёрном океане,
а вокруг – сверкающая тьма
льётся через вечность горизонта
в бесконечность безвоздушных струй.
На губах, по инистому тонко,
остывает женский поцелуй.
Ночь струится мимо… мимо… мимо…
Гладь скользит быстрей… быстрей… быстрей…
Тел переплетённых пантомима
на распятьях медных якорей
в память погружается  и в такте  
симметрии стиля баттерфляй
всплёскивает руки. Там, де-факто,
должен был бы находиться рай,
но от веса тысячи галактик
накренился этой ночи край,
выплеснув пространство акварельное
в сдвинувшийся с места окоём  
и восторга время нелинейное
обросло движения литьём,
расщепило атомы планеты,
зазубрив их ядра наизусть.
Бился в венах параллельно свету
будущего нитевидный пульс…  
А потом крепчал и выворачивал
сгустки крови, мыслей и огня
из полуночи, по-бабьи вкрадчивой,
из крутого, по-мужичьи, дня.  
Звёздные потоки то и дело
вспенивались брызгами миров.
За кормою прошлое мелело,
обнажало утро и светлело
высохшим кораллом берегов,
а по курсу, уходя в афелий
блёсткою на кинутой блесне,
в чешуе из солнечных панелей
что-то исчезало в глубине
и таил печальное молчанье –
так в уключинах таится скрип –
белый лайнер в чёрном океане
на планете из Созвездья Рыб.