Ночь, антрацитная бушменка,
упрямо душит солнце за шею
сожженного миссионера,
проворно сбрасывая тело
в зубастый кратер
Килиманджаро - дожарить.
Во, сбросила уже,
поджаро бедра разбросав,
вздымая пальм нефритный циркуль.
Заглох джазбанд
тугих тамтамов дня.
Чего желаете, Эльвира, от меня?
Душистых одеял эфира?
Кипящего кефира?
Да где ж их нынче накопать?
В какой земле?
А может вовсе не кромсать
боа хребет змеей просвета
меж силуэтов теплых тел?
Заметьте, как мой бедный лоб вспотел.
И стынуть, падаль, вовсе
не желает!
Дождемся, высохнет пока.
А там, глядишь, уже светает,
и зацветает дырявой медью пришлый день.
Я покидаю вас - олень,
спугнутый ветром гнутым утра.
А вы, Эльвира, Брамапутрой
в трельяж вползете
шею пудрить
и поджидать
бушменку-ночь.