Я сегодня до грубости зол,
Мне расспросы противны до рвоты,
Потому что под самое утро пришёл
Я с такой неудачной охоты.
Не на вепря я ставил капкан,
Я не белку стрелял, не куницу,
А надеясь на хитрость силка,
Караулил в засаде жар-птицу.

Я от холода и нетерпенья дрожал,
Но в надёжном укрытии смирно лежал.
Я бы шорох любой услыхал за версту
И до рези в глазах я глядел в темноту.

И свершилось. Отпрянула мгла,
Заплясали над полем зарницы,
Полыхающих крыл ослепительный взмах –
В двух шахах опустилась жар-птица.
Стало ясно вокруг будто днём,
Я забыл об охотничьей злости,
А она животворным плескалась огнём,
Шелушила литые колосья.

Я отёр рукавом от испарины лоб.
Наплевать, что потомственный я хлебороб!
На потраву, на ту наплевать, наплевать,
Мне бы это сиянье в руках подержать!

И забыв о наличье силка,
Я рванул, маскировку сминая,
Только щёлкнули, встретившись, два кулака,
Пустоту исступлённо сжимая.
А она, и легка и светла,
Взмыла в небо, красивая, жаркая,
Помахала крылом и ушла,
Улетела навек в свои жар-края.

От отчаянья я кулаков не разжал,
Жадным взором её сколько мог провожал.
А вокруг с толку сбитые бликами
По кустам воробьи зачирикали.