Потому что диван в темноте плывёт, в тишине — плывёт,
И набит поролоном его живот, и мечтами — живот.
Если диван разложить, он напоминает плот,
И не разложить и оставить, так, углом, — тоже плот.

Бьётся в днище диванное груда вещей, груда снов.
Грубо сшитые вещи, сшитые из распоротых слов,
Грубо сжатая жизнь, сжатая до диванных краёв,
До двух людей. И в потолке — сувениры из царства льдов.

На обивке все линии, как струны, тянутся в точку гло,
И два синдбада поют ноту гло и волну разрезают зло.
Два морехода взрыхляют воду, считая её землёй.

А она лежит, лежит неподвижно, лежит зело,
Потому что четыре угла запрещено делить на зеро,
Потому что две доли, две воли только срастаются в жизнь, в зерно,

Потому что во время вгрызается только гулкий, гулкий плод,
Потому что диван в ширину живёт, в глубину — плывёт.