Комната у Розки — ма-аленькая, но места — вполне. Даже — с запасом... на случай...
А случай с Литровичем связан...
До чего он — милый, Литрович, — и Тургенева помог донести, и про Яшку рассказывает, про случай, в общем, для которого и раскладушка, и пельмени...
Только пахнет от Литровича... а у Розки — аллергия. На все практически. На хлорку, на пыль книжную, на...
— Апчхи!
Забыла Тургенева протереть, потому и:
— Апчхи!
Да и на мысли еще... аллергия. По ночам они к Розке приходят — мысли, т. е., — всякие. Розка от них — в подушку... прячется — от мыслей этих, а они... все равно они Розку найдут.
А молодожены... Ну, чего они скрипят? Давно бы диван купили. Нет же! Скрипят. Да как скрипят! С оттяжкою... Раз, раз...
Розка было в стенку стукнула... Нет, не стукнула — постеснялась: правильно ведь скрипят, — молодые, а она — не скрипит. 35 лет… Всего-то! А не скрипит.
И скрипеть есть с кем, а не может она — без любви скрипеть. Пыталась. Дважды... Никак. В самый тот момент, когда завалиться бы... да всласть поскрипеть, — сопли текли у Розки. Аллергия. Как скрипеть, если текут они, проклятые?
Затихли молодожены, поскрипели минуть пятнадцать... и все. Розка бы и за час не угомонилась. Уж скрипеть так скрипеть. А тут...
Скучно стало Розке, тоскливо: соседи притихли... мысли сейчас полезут... да не о скрипе привычном — хуже гораздо... о племяннике Литровича. Он не приехал еще, а Розка уже выдумала, что он... В общем, — настоящий. И что поскрипит она с ним... без соплей.

Погода шепчет тчк буду понедельник тчк Яшка

— Гляди, Розка...
Глядит Розка... томится...
Но лучше уж с Яшкою фотографическим, чем с пылью... тургеневской. Да и Яшка... такой он... физический, что ли? И нос, и брови...
Тронет Розка фотокарточку... Ишь, — теплая. Теплая...
Сомлела Розка, — жар у нее... от самых пяток поднимается — «все выше и выше». Как в песне. А теперь — в районе пупка застрял. Ни вверх, ни вниз.
— Роза Ивановна, Яков Михайлович телеграмму отбил: погода у них нелетная. Магадан все-таки...
Вдохновением от Литровича пахнуло — плодово-ягодным, а Розка не морщится, Розка жар пытается в пятки согнать: чего он застрял?

Понедельник отпадает зпт начальство требует тчк совещание тчк думаю зпт пронесет тчк Яшка

Яшка уже и не Яшка, а Яков Михайлович... А Розка? Литрович ее Розой Ивановной величает, но внутри-то она — Розка. Яшка с Розкою — куда ни шло соседство, ну, а Яков Михайлович...
Неловко Розке: Якова Михайловича — Яшкою? Но и Яков Михайлович не выговаривается, спотыкается Розка на этом Ми-хай-ло-ви-че. Проговорит Якова и — вспоминает...
Розка-то Яшку и целовать не больно хотела, но мама все смеялась: невеста, мол, жених. Пришлось целовать. А губы у Яшки слюнявые... Тьфу. И трескою пахнут... Печенью.
Сволочь! Всю банку стрескал… тайком, с Розкою не поделился. А ведь треска-то с маслицем, жирная...
Проглотила Розка слюну, зажмурилась... и — клюнула Яшку в губы его предательские, — жирные и пахучие.
А Яшка-то, Яшка... потекло у Яшки... описался Яшка. От страха! Такое у Розки лицо сделалось в момент поцелуя: скукожилось все... страх.
Но то Яшка, а это — Яков, прости Господи, Михайлович, т. е. как бы самой не описаться.

Дядя зпт повышение отмечаем тчк начальник теперь Яшка тчк твой тчк гордись тчк буду среду тчк Яков

А мама считала, что перечитала Розка... немного.
Перечитала... А как не перечитать? Если только в книжках и находила Розка — теплоту человеческую, от которой ни перегара... ни ик-коты...
— Яшка, ик, Яшенька...
Яшка — другое, впрочем. Розка его забыла, того — мокрого. По частям забывала: нос, брови... коленки разбитые...
И — забыла.
А теперь —  другой Яшка. Не тот.
— Ох...
Не тот.
— Ах...
У Розки и сиськи вспотели, т. е. груди. Розка уж и вату подкладывает...
А заведет Литрович — о Якове, а у Розки — пот по соскам... щекотно.
Ох, сиськи, сиськи, Розка их стыдится: какие-то они нестандартные, потому и лифчик у нее на размер больше, и вата...
Катятся капельки, щекочут.
— Яшка, ик, Яшенька...
Катятся! Щекочут!

Прииск отпускает тчк даже билетами помогли тчк ценят тчк собираюсь тчк Яшка

Тургенева — на самое место видное. Яков Михайлович зайдут справиться... Розка больною скажется: мол, и комнаты не покинуть. Так вот — Яков Михайлович в дверь, а там... Тургенев в постели. И Розка — при нем. В рубашке ночной. Томик листает...
Глазами — по строчкам, и, глаз не отрывая:
— Ох...
А Яшенька:
— Ах...
Не на Розку так на Тургенева.
А Розка...
Вот и поскрипит Розка... с Яшенькою. Или — с Тургеневым?
— Эх...

Все ажуре тчк четверг буду тчк Яков

Литрович о счастье думает. По одной мысли на... 50?
— Ух...
Счастье Литрович исключительно в Яшке находит. Яшка для Литровича — все. Ну, кроме...
— Ух...
Под Яшку-то как пошла! Стерва! Под кильку так не пошла... а под Яшку...
— Ух...
Яшка, Яшенька... носик — уточкой.
Литрович Яшку продолжением почитает. Себя продолжением. Фотокарточки рядышком... Где Яшка? Где Литрович? А перемешать? А еще 50?
— Ух...
Точно ли Яшенька? Он.
Впрочем, этого Яшку Литрович от Розки... того, — утаил: улыбка у Яшки... никакой солидности — все зубы наружу. А Розка-то и сама зубы прячет, и...
— Ух...
Яшка приедет... Счастье. Розка с Яшкою... Счастье. Яшка... Розка... Счастье. Одно. Большое.

Собрался тчк билет паспорте тчк погода летная тчк пятницу тебя тчк Яшка

Розка с макияжем никак не управится. Яков Михайлович уже и приземлиться успели, а у нее, у Розки...
Глаза... не очи — глаза. И косят еще. Может, с тушью перестаралась? Может, тени бракованные? Косят, сволочи... С такими глазами — никакого Тургенева не хватит.
А губы...
Вот была бы Розка — Яковом Михайловичем, — стала бы она...
— Тьфу!
Не стала бы...
А уж с глазами косящими, а уж с ушами...
Уши. И звучит как-то... А выглядит? Уши.
Плачет Розка...
— Бедная... бе-едная...
Кто на такую польстится? В общем, спать ей с Тургеневым.

Похмелье тчк самолет не пустили тчк прихожу себя тчк до пятницы тчк Яшка

Представит Литрович, как Розка с Яшкою... ря-адышком.
— За ручку ее...
Ну, что за осел? С Розкою бы деликатнее, она же... Розка, Роза Ивановна, т. е., с жилплощадью, т. е., с Тургеневым... Нельзя ее так. Сразу.
— Ой, дурак...
Они-то покуда в кружева упакованы, их-то — ни-ни.
— Ай, дурак...
Целоваться? А как же — «здравствуйте»? А прочее обхождение?
— Ну, Яшка!
А Литрович его — Яковом. Тоже мне, — Яков!

Снегопад тчк линию замело тчк ни черта не видать тчк много не тчк пью скуки тчк Яшка

У Тургенева про любовь...
Листает Розка Тургенева, а ничего, кроме любви, — не видит. Только любовь... разная. Какую страницу ни открой.
— Она увидала розу, схватила ее, взглянула на ее измятые, запачканные лепестки...
Ну, ведь опять про любовь. Пускай и слова такого нет, но ведь чувствует Розка...
А это?
— То была молодая, чуть распустившаяся роза.
Ну, что за штука такая? Наваждение прямо. Розке бы чего про... Россию, скажем, а Тургенев все про... ее, Розкино, содержание.
Ведь Розка — в основе своей — если и не любовь, то ожидание...
— Слезы не моют, слезы жгут...
Ай...
— Огонь сожжет еще лучше слез...
Ой...
— Она в этот самый миг отдавалась чувству, с которым уже не могла более сладить.
Да, именно так: «она в этот самый миг отдавалась чувству, с которым уже не могла более сладить».

Похмелье усугубляется зпт начальство требует зпт организм вторит тчк суббота очереди тчк Яков зпт Яшка

Телеграммы Яшкины... Чего он там, белены объелся? То среда, то вторник... А уже пятница.
— Все ажуре...
Телеграмм — пачка, а на предлог... не хватило.
— Все ажуре...
И ведь не ответишь ему. Куда? Его с прииска на прииск. Начальство! Его и Яшкою теперь… исключительно в приватном порядке, т. е. 50, а потом — Яшка, а до 50 — Яков Михайлович.
— Ажуре...
Ажуры, амуры...
Это у Яшки с Розкою — амуры предполагаются, а Литровичу...
Не останется Яшка, укатит в свою Тмутаракань... с Розкою. Просчитался Литрович.
— Ух, Яшка...
Не ожидал Литрович, что Яшка Яковом заделается... Михайловичем. Литрович о Яшке пекся. С Розкою. А Яшка...
— Все ажуре...
Может, и не «ажуре», но — все.

Похмелье требует тчк никакая капуста не спасает тчк рассолы тоже тчк только водкою тчк скучно уже тчк пью скуки тчк Яшка

Мама бы ее... вот сейчас прямо...
И румянец у Розки... и глаза косить перестали. От волнения. И...
— Яша...
Розка рукою — за кружева... Сухие?
Суггестия... Розка о ней слышала. Или — читала. Или — не суггестия?
Но ведь... сухие.
— Яшка, Яшенька...
Получается, что Яшенька еще и не... а уже — сухие. Они.
Исцелилась Розка. Да не лекарствами — Яшкою... любовью...
— Яшка, Яшенька...
И так через каждые десять минут. На всякий случай: вдруг забудет о Яшке, и все, — опять мокрая?

Похмелье тчк тоска тчк погода дрянь тчк настроение дрянь тчк снегу намело зпт сижу зпт ожидаю тчк Яшка

Знала же... с самого начала. Не будет, — ни Яшки, ни... ничего.
Знала, но как же? С Литровичем...
Литровичу не Розка, Яшка — ему...
— Я-ашка...
«Я» — растя-агивает, точно себя выговаривает — в Яшке.
Ну, как Розке не улыбнуться? Как промолчать?
Вот и томилась Розка... Для виду больше, для... Литровича.
— Яшка?
А что — Яшка? Ну, прииски там, повышение... ну, Яков уже...
Ведь для Розки Яшка — Яшка. И — все.
А Литрович — пальцами щелкает, и:
— Я-ашка...
Хочешь, не хочешь, а потекло. Аллергия. Т. е. не Розка, но тело ее — реагирует. На Яшку ли? На Яшку с «Я» растянутою.
А Литрович все тя-анет и тя-анет:
— Я-а-ашка...
А Розка все течет и течет...
Бе-едная, глупая...

Боюсь тчк Розки боюсь тчк такая она зпт не знаю тчк не знаю тчк телеграфистка отказывается принимать зпт говорит зпт что слов много тчк а мне не жалко тчк страшно мне тчк разочароваться боюсь тчк Яшка тчк все еще Яшка

Устроил счастье... Дур-рак!
— Роза...
Ущипнуть бы ее — за части филейные... Она бы его — полотенцем. Потом — посмеялась бы... и все, — прежняя Розка. Привычная.
— Роза Ивановна...
Глянула... так, взглядом мазнула... и шепотом:
— Слезы не моют...
Ох, Розка... Роза Ивановна...
— Слезы не моют...
Литровича — в дрожь. На колени Литрович.
— Роза Ивановна, голубушка...
А Розка — плечиком дернула: ничего, мол... нечего...
Ох, дур-рак! Для храбрости бы... да не 50, а... 200, — тогда бы и язык не ссохся, и слова бы легли...
— Роза...
— Слезы не моют, слезы жгут...
И — томится. И — вздыхает.
Литрович дернулся...
А тут — звонок. И дверь... скрипнула... и — голос:
— Ну, граждане... еле доехал, понимаешь ли... А Розка-то где?
И — свежее, юное... с мороза... не человек — дыхание.
— Розка, ты?
— Слезы не моют, слезы жгут...
— Розка?
— Слезы...
А сама — уткнулась... в свежее, юное, с мороза... и точно, — в слезы... и — задышала часто.
Так и дышали... так и дышали — не Розка с Яшкою... он и она. Так и дышали...