Двое суток запоем пили,
Но стоял в ушах вопль животный…
Проморгали, не уследили,
На ножи бы Искариота!
Глухо кружки стучали по столу,
Стон с проклятьями на устах.
Чьи мы, чьи мы теперь апостолы?
Нет учителя, нет Христа!

Симон Пётр сидел как камень,
Много пил, но следил за дверью,
Иоанн исходил слезами,
А Фома бормотал: «Не верю».
Час какой пробил, смутно помню я,
Я ведь тоже был под обрез,
Магдалина влетела молнией
И сказала: «Христос воскрес!»

Хмель растаял, как лёд на солнце.
Вот так новость, сильна Мария!
Неужели нам доведётся
Увидать тебя вновь, Мессия?!
И хотя дверь была закрытою,
Белоснежный сверкнул хитон.
Нас крестила рука пробитая,
Боже праведный, это он!

Забывая дышать от счастья,
В раны страшные очи вперив,
Мы лобзали его запястья,
А Фома вдруг вскричал: «Не верю!
Я на казнь пойти не отчаялся,
Но не знаю таких чудес.
Или это не ты там маялся,
Или, значит, ты не воскрес».

Наш учитель ответил сжато,
Став обличьем белей сметаны:
«Убедись же, что я распятый,
Сунь персты мне поглубже в раны».
От стыда не сгорел, не скорчился,
Сунул пальцы Фома-близнец,
А Иисус лишь слегка поморщился
И сказал ему: «Молодец!

Завещаю тебе и роду
Никогда никого не слушать.
Очень будут нужны народу
Несговорчивые чинуши.
Пусть владеет вашими мыслями
Недоверье, и неспроста
Заседать вам во всех комиссиях,
На ответственных быть постах.

Пусть проворные ваши руки
Вечно в раны и души лезут,
Оправдают чужие муки
Государственным интересом.
Не иссякнет твоё сомнение,
А сейчас поскорее сгинь!
Наливайте за воскресение
Те, кто верует мне. Аминь!»